Антуан не знал наверняка, что чувствует, когда Луи-Филипп рассказывает ему о своих заслугах. Обычно-то ему было наплевать на такие разговоры с высокой колокольни: делал восхищенное лицо, вставлял восторженные комментарии - всего-ничего... Большего от него и не требовалось. Но сейчас он вдруг понял, что первый принц крови действительно чуть подрос в его глазах. Совсем немного, но все-таки это было странно. Антуан ведь редко ценил людей за что-то, помимо их щедрости и положения.
Удивительно, что никто не говорил о том, каким успешным губернатором был герцог. Везде только и разговоров, что о его разгульной жизни и поисках жены. Хотя это, конечно, интереснее.
Фавориту не раз доводилось подслушивать сплетни о сильных мира сего, он всегда развешивал уши, когда слышал от своих любовников имена короля, дофина или первого принца крови. Но они редко говорили о чем-то, касающемся политики. Обычно это были пустые разговоры и сплетни, которые в деле Антуана были, конечно, более важны, чем ненужная информация о завоеваниях и новых законах. Зачем забивать белокурую голову лишней ерундой?
- Жители города так ценили Вас, мой Господин. Должно быть, Вы были прекрасным губернатором. Зачем же Вы ушли? Вам не нравилось? - невинно осведомился Антуан, шествуя рядом с герцогом. Мысли его тем временем были заняты совершенно другим.
Что такое "верблюд"? Вроде, я когда-то слышал, но когда?.. Вот дьявол, теперь до вечера буду мучиться. И спросить ведь неудобно...
Куртизан, конечно, безбожно преувеличил. Мусолить одну несчастную мысль так долго он просто не умел. Она одиноко погуляла по его белокурой голове и испарилась, уступая место другим, таким же пустым и бессмысленным.

Аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!!! Моя!!! Коняшка!!! И без того большие глаза Антуана расширились от восторга и даже чуть увлажнились. Моя моя моя коняшка!!!
Никогда еще ему не преподносили таких своеобразных и восхитительных подарков. Шарль был просто чудо, а не конь: снежно-белый, с мягкой шелковистой гривой и умными глазами. В эту секунду он казался Антуану во много раз прекраснее Дофине, несмотря на то, как искренне он любовался жеребцом Луи-Филиппа пару минут назад.
Сначала фаворит старательно боролся с эмоциями и просто ошарашенно пялился на коня, но было видно, что его прямо-таки распирает изнутри. Поэтому вряд ли герцога удивило, что через секунду фаворит взорвался, заполнив конюшню своими оглушительными восторгами.
- Месье, месье, он просто чудесный, он такой красивый, он так мне нравится, так нравится! - сбивчиво тараторил Антуан, сначала прыгая на одном месте, а потом и вовсе повиснув у Луи-Филиппа на шее. - Он такой умный и такой белый, я всегда мечтал только о таком! Спасибо, спасибо, спасибо!..
Куртизан покрывал уже чуть шероховатые щеки принца крови бесконечными поцелуями, продолжая бормотать нечленораздельные благодарности. От нахлынувших эмоций по лицу его катились слезы, но он этого даже не замечал.
Наконец, немного придя в себя и отлипнув от герцога, Антуан вновь обратил взор на прекрасного Шарля. Конь переступал с ноги на ногу, заинтересованно глядя на блондина, и не выразил никакого протеста, когда тот с трепетом провел обеими ладонями по его узкой морде.
- Красивый... - прошептал он чуть слышно и улыбнулся, поцеловав коня в мокрый нос.
Гонять этого белоснежного красавца по улице в такую промозглую погоду, конечно, не хотелось, поэтому Антуан с радостью воспользовался предложением прокатиться по конюшне.
Довольно умело забравшись в седло, он тронул поводья. Шарль откликнулся тут же и неторопливо вышел из стойла. Горделиво продефелировав по конюшне, он, с легкой подачи наездника, развернулся и перешел на рысь.

Прежде чем позволить красавцу Себастьяну увести Шарля, Антуан еще раз обнял коня за шею и погладил ладонями его белые бока. Короткая мягкая шерсть приятно щекотала кожу, почти как шелк, но ощущение живого тепла значительно превозносило Шарля над излюбленными тканями куртизана. Расставаться с конем не хотелось, и, если бы это было возможно, Антуан забрал бы своего нового питомца с собой в замок, но вряд ли герцог позволит подобное. К тому же самому Шарлю будет гораздо более уютно в теплом стойле, где под ногами - свежее сено, а в кормушке - лучший овес.
- Пока, мой красавчик... Не скучай, хорошо? Я еще вернусь, - шепнул фаворит, почему-то надеясь, что Луи-Филипп да и Себастьян не расслышат этих слов. Белоснежный жеребец принадлежал теперь только ему.
Да, господин Дюкро - это я... Антуан нехотя передал поводья конюху и несколько секунд ревниво наблюдал, как тот уводит покорного Шарля.
- Он ведь не станет на нем ездить? - на всякий случай осведомился фаворит, когда они с герцогом шли к парадному входу. Неприятный моросящий дождь до сих пор не прекратился, но на востоке небо уже начало проясняться, и была надежда, что к вечеру погода наладится. Легкий ветерок заставил Антуана поежиться, и он чуть ускорил ход, слушая, как под ногами хрустит мокрый гравий.
Да, горячий глинтвейн сейчас был бы очень кстати. Фаворит чуть улыбнулся, предвкушая, как он заберется в своем новом нежно-зеленом костюме в карету, немолодой кучер тронет поводья и лошади плавно повезут их к Парижу, туда, где давно уже пребывали мысли и мечты блондина. Для театра, конечно, еще рановато. Тогда куда? Просто погулять по улицам - уже замечательно. А вдруг герцог поведет его в ресторан? Это было бы чудесно. Даже не верилось, что он действительно наконец-то увидит красивейший город Франции.
- Да, я хотел бы поехать, если и Вы желаете, мой Господин, - Они наконец-то скрылись от мелкого дождя под крышей замка и сразу же направились на второй этаж, туда, где их ждали костюмы и обжигающий глинтвейн. - Вы так много делаете для меня...

Глинтвейном Антуан баловался нечасто. Если другие алкогольные напитки можно было просто позорно (хотя для кого как) стащить из-под сонного носа богатого любовника, то этот нужно было готовить, что требовало определенных умений и ингредиентов. Ни того, ни другого у фаворита не было. Исходя из вышеизложенного, глинтвейн он пил всего пару раз в жизни, и оба этих раза вкус у напитка был почему-то разный.  Вот и сейчас он, словно впервые, потягивал горячее вино, пытаясь понять, каких специй накидали в бокал повара. Здесь совершенно точно были мед и гвоздика, но что еще - Антуану не удавалось определить. Анис что ли? Сейчас в нем, возможно, впервые за четыре года, вновь говорил обычный кухонный мальчик на побегушках.  Его мать была кухаркой, и через десять лет сознательной жизни рядом с ней Антуан, которого тогда звали совсем по-другому, прекрасно знал названия всех мыслимых и немыслимых пряностей, мог без труда определить степень свежести мяса и зелени, знал, какие яйца можно есть, а какие нельзя, и еще много всякой полезной чепухи. За четыре года праздной жизни навыки эти заметно потускнели, но все же не исчезли бесследно. И имбирь? Матушка сказала бы, что делать глинтвейн с имбирем - это верх пошлости. Наверное, поэтому ей и не доверяли алкоголь. А, нет, ей не доверяли алкоголь по другой причине!
Усменувшись, Антуан сделал еще один глоток и задумчиво (что было ему совершенно несвойственно) посмотрел на пляшущие в камине языки пламени. Да, несмотря на всю мерзость имбиря, здесь он был очень кстати.
От кулинарных размышлений его отвлек голос герцога. Странный вопрос... Какое имеет значение, что он любит? Луи-Филиппа это не должно беспокоить. Никого никогда не беспокоило.
Несколько секунд Антуан искал в вопросе какой-то подвох, он ведь обязательно должен был там быть. Но все тщетно. Кажется, герцогу и правда интересно... А может, он спрашивает лишь для того, чтобы поддержать беседу? В любом случае надо было отвечать.
- Я люблю сладкое... - неуверенно ответил блондин и тут же внимательно посмотрел в лицо своего покровителя, пытаясь понять, правильно ли он говорит. Быть может, принц имел в виду нечто другое?.. Но, кажется, нет.
- И кошек люблю, - Это позвучало несколько жалко, но Антуан просто не представлял, о чем говорить, чтобы не вызвать гнев герцога. Не мог же он сказать: "Золото, бриллианты, и побольше, побольше!..". Приходилось придумывать что-то уж совсем невинное.
- И... Вас люблю, очень, - Как же он мог забыть, что должен любить еще и Луи-Филиппа? А теперь очень мило получилось: герцог сразу после сладкого и кошек.
- А не люблю гулять под дождем или когда холодно... Зимой я не могу выйти из дома без меховой шубки, ах, как жаль, что я ее где-то оставил... - Да, надо было искать выгоду во всем. Шубки у Антуана, к его глубокому сожалению, никогда не было. Но так хотелось...

Никакой шубы у Антуана отродясь не было. Как сказал герцог - это роскошь, и, хоть среди любовников белокурого куртизана и попадались весьма щедрые индивиды, так сильно они его не баловали. Вообще говоря, основную часть дорогих подарков фаворит брал сам, не дожидаясь, когда очередной престарелый покровитель соблаговолит вручить своему юному любовнику аккуратный сверток. Почти все из присвоенных таким образом безделушек, предметов туалета и косметики вообще не предназначались Антуану. Они, как правило, были подарены женам, но фаворит считал, что он заслужил их по праву: в конце концов, кто тут работает - эти немолодые матроны или он? Иногда для кучи куртизан прихватывал еще и фамильные перстни - это был его фетиш, набралась уже весьма внушительная коллекция.
Герцог был первым, кто баловал его так часто и так качественно, и было очень возможно, что это ему еще аукнется. Разбаловать семнадцатилетнего глупого мальчишку проще простого, а уж какие он начнет выкидывать кренделя, когда поймет, что по первому требованию ему принесут желаемое на тарелочке с голубой каемочкой, - уму непостижимо.
Пока он этого еще не понял и откровенно скромничал.
- Ах, нет, нет, мой Господин, я и не думал просить! Рядом с Вами мне тепло и без шубы, - Последняя фраза прозвучала пылко, но тем не менее с некоторой печальной ноткой, функцией которой был намек на то, что тепло-то тепло, но от шубы все равно не откажусь; Вы ведь такой богатый, что Вам стоит...

Впрочем, этим теплым (пусть и дождливым) летним днем шуба Антуану была не нужна. И это конечно, не меняло того факта, что будь она у него, он бы не приминул ее напялить.
Подаренный герцогом костюм ждал в шкафу. Признаться, фавориту не терпелось надеть его с самой первой секунды, как он его увидел. Нежно-зеленый бархат, дорогая отделка, идеальный фасон. Да, сегодняшний вечер должен был стать волшебным.
Переоблачение не заняло много времени: одевался куртизан почти так же быстро, как и раздевался; и спустя пару минут он был уже практически готов к выходу. Разве что прическу подправить, подкрасить ресницы и еще парочка полезных секретов, известных, как правило, только женщинам.
Таинственные манипуляции у зеркала несколько затянулись, но тем не менее Антуан не надолго задержал Луи-Филиппа.
- Мой Господин, - Куртизан повернулся к герцогу и ослепил того расплагающей улыбкой. - Надеюсь, Вам все нравится? Я хотел бы не вызывать в Вас смущения, идя рядом.

О, карета была поистине прекрасна. Антуан видел ее уже не раз, он даже катался на ней по парку однажды, когда герцог был в разъездах, но этот золоченый корпус, этот искусно выложенный герб неизменно привлекали и радовали глаз, независимо от того, в который раз куртизан любовался ими. Его ведь на самом деле было очень просто удивить и привести в восторг. Да, он видел множество богатых покоев и красивых парков, он гладил породистых жеребцов и надевал на свои тонкие пальцы заоблачно дорогие кольца. Но каждый раз его сердце замирало, как в первый. Да, он был влюблен в роскошь, безумно и, кажется, навсегда.
Началось это помешательство в тринадцатилетнем возрасте, когда юный Антуан, который, к слову сказать, был тогда еще обычным деревенским Жаном, встретился с красивым особняком своего первого любовника. Сейчас это строение показалось бы ему убогим и посредственным, но тогда... Тогда его глаза загорелись восхищением и он просто смотрел, смотрел... А потом осмелился провести рукой по мягкой обивке кресла, дотронуться кончиками пальцев до шероховатой поверхности картины с изображением обнаженного древнегреческого героя. А затем он уже катался по блестящим перилам и прыгал на хозяйской постели, пока никто не видел. Да, это была любовь с первого взгляда, настоящая, чистая и, кажется, взаимная. Дорогие костюмы любили его, красивые кареты распахивали перед ним свои золоченые дверцы. И ради того, чтобы это счастье не кончалось, Антуан был готов на многое: спать со старыми увальнями, пресмыкаться, льстить, шпионить, сносить наказания. Лишь бы не расставаться с тем, ради чего он жил.

С трепетом умостив самую ценную часть своего тела на широком сиденье, фаворит ослепительно улыбнулся своему господину и благодетелю.
- Не думаю, что смогу закрыть глаза хоть на минуту, Ваше Высочество, я слишком взволнован! - И это было чистой правдой. Сердце стучало громче и чаще обычного, казалось, что вдалеке уже маячат крыши парижских особняков. Скорей бы...
- А у Вас есть дом в Париже, мой Господин?

>>> Площадь Дофина.