- Юху-у-у-у-у-у-у!
Очередной радостный клич разнесся по богато украшенным покоям дворца, нарушая их величественное спокойствие. Вслед за этим послышался негромкий стук каблуков, и на короткое время вновь воцарилась тишина.
- Опять он катается на перилах, как простолюдин какой-то! - негодующе прошипела старая служанка своей молодой помощнице, провожая возмущенным взглядом нового жителя замка.
- Тише вы, - буркнула Мари. - А-то еще донесет, проблем потом не оберемся...
На вид ей было не больше шестнадцати и работала она здесь всего третий месяц, но рассудительности ей было не занимать. Она многое знала о пагубном влиянии сплетен, потому как сама частенько принимала активное участие в их распространении.
- Ничего он не услышит, - проворчала старая мадам Франкёр и уже неторопливо развернулась, чтобы направиться на кухню, откуда, собственно, и не должна была выходить, как вдруг знакомый уже звонкий голос снова нарушил тишину.
- Мадам!.. Как вас там? Фурьё! Принесите мне сок!
Антуан Дюкро, бодро цокая каблуками по мраморному полу, подошел к служанкам и смерил их нетерпеливым взглядом.
- Ну? Мне повторить?
- Я не разносчица, моя работа - кухня, - прошипела мадам Франкёр, с презрением глядя на юношу. Мальчишка! Появился тут всего две недели назад, а уже распоряжается направо и налево! Если бы герцог Орлеанский был в замке, этот малолетний щеголь ни за что бы себе такого не позволил, но стоило только Луи-Филиппу ступить за порог - и на-те, пожалуйста: вопит на весь дворец, распевает какие-то мещанские песни, носится по всем покоям да еще и успевает раздавать дельные советы и указания.
- Ну так и ступай на кухню. Налей мне сок, а Мари пусть принесет. Я буду в зале.
Не желая больше ничего слушать (и к тому же искренне веря, что слуги не посмеют возразить), Антуан развернулся на каблуках и направился по коридору. Он был в отличнейшем расположении духа. В голове играло что-то мелодичное и крайне привязчивое, и юноша даже чуть пританцовывал в такт. За эти две недели он впервые рассмотрел дворец так хорошо и был в полнейшем восторге. Столько покоев - заблудиться можно, а как они обставлены! Шик и блеск! Все такое дорогое и сверкающее! И это не какие-нибудь подделки - настоящие ткани, заказанные из далеких стран, вазы ручной работы, картины, написанные известными художниками!.. Ах, мечта... Никогда еще Антуан не видел такого великолепия так близко, а теперь мог не только смотреть, но и прикасаться, сколько его душе будет угодно. Это волшебно. И это уже практически принадлежит ему.
Антуан знал, что герцог попался. Две недели - это большой срок. Обычно, если большие мальчики хотят поиграть, они ограничиваются несколькими днями, но когда увеселение затягивается - что-то тут нечисто. Профессиональный фаворит знал это не понаслышке.
- Попался, попался, попался!.. - пропел он, кружась по огромному блистающему залу, предназначенного для приема гостей. Каблуки звонко постукивали по вычищенному до блеска полу, и ему это безумно нравилось. Сейчас он чувствовал себя невероятно красивым и, что уж греха таить, практически всесильным.
- Мой портрет обязательно должен висеть здесь! Он станет лучшим украшением! - Антуан звонко рассмеялся и, развернувшись в очередном танцевальном движении, нос к носу столкнулся с Мари.  Та чуть вздрогнула, но умудрилась не расплескать сок.
- О, чудно! - воскликнул Антуан и, схватив бокал, тут же сделал глоток. Но уже через секунду, поморщившись, выплюнул то, что выпил, обратно.
- Апельсиновый, дрянь какая! - Его негодующий голос заполнил бальную залу и, скорее всего, был слышен далеко за ее пределами. - Я не пью апельсиновый, пора бы и запомнить уже!
- Но... - пролепетала Мари, придерживая одной рукой бокал (Антуан так размахивал руками, что она волновалась, как бы он не выбил из ее рук поднос). - Вы ведь не сказали, какой... Я думала...
- Думала? Чем, интересно?! Персиковый принеси и поживее! Придется сказать Его Высочеству, что его слуги совсем распустились.

Антуан всегда мечтал обучиться музыке. Скрипка, арфа или клавесин - это было не так уж важно. Еще в те годы, когда он работал на душной кухне и был всего лишь мальчиком для мелких поручений, вроде чистки кастрюль или мытья пола, он думал, как изящно опустится на стул рядом с клавесином, красивым движением откинет со лба якобы мешающие волосы и в эту секунду все вокруг замрут, затаив дыхание. А потом он легко коснется пальцами клавиш - одной, второй, третьей, затем нескольких сразу, и комнату наполнят чудесные волшебные звуки. А затем, когда музыка и оглушительные аплодисменты утихнут, к нему подойдет сам король (а он несомненно будет там присутствовать) и скажет: "Ах, Жан, Ваша игра - это что-то бесконечно прекрасное. Ваш талант - это дарование небес. Я хочу, чтобы Вы всегда играли на балах в моем дворце".
Да, вот это представлял себе Антуан (которого тогда еще звали иначе), сидя под окнами хозяйского дома и слушая, как юную дочь барона учат играть на клавесине. Потом его мыслями завладели другие заботы, а музыка так и осталась мечтой. Сейчас Антуан не слишком жалел об этом - подумаешь, играть не умеет. У него есть более действенный план для того, чтобы попасть, наконец, в Версаль. И план этот был так близок к исполнению всего каких-то пару секунд назад...
Как только по залу разнесся звучный голос герцога, бренчание по клавишам мгновенно оборвалось. Антуан бы, наверное, слегка испугался, что принц застукал его за таким неблаговидным занятием, но сейчас его больше волновал другой вопрос: почему он сказал: "На прощание"?
Какое прощание?! Я не могу уехать! Старый идиот отдавал меня на неделю, а принц не вернул! На неделю ведь?! Я должен остаться, должен остаться, тут слишком хорошо, я не могу снова съехать вниз! От Уорвика плохо пахнет, и собаки его мерзкие повсюду, я не хочу снова к нему!
Все эти панические размышления пронеслись в голове куртизана с бешеной скоростью и заняли не больше секунды. Но лицо его, несмотря ни на что, озарила счастливая улыбка.
- Ваше Высочество! - Он тут же склонился в полупоклоне, как его к тому обязывали приличия, и быстрым шагом, немного смахивающим на бег, приблизился к хозяину замка. - Прошу, простите меня, я не слышал, как Вы подъехали. Больше такого не повторится никогда, клянусь Вам!
Антуан взял ладонь герцога обеими руками и, склонив голову, коснулся ее губами, все еще лихорадочно соображая. Надо было срочно что-то делать, но что? Юный любитель красивой жизни умел только одно...
- Я ни за что не посмел бы сесть за Ваш клавесин, если бы он не был столь красив. Я не смог устоять... Как и перед Вами, мой Повелитель.
Антуан нехотя отпустил руку герцога, которая, как ему сейчас казалось, была спасательной шлюпкой на тонущем корабле его карьеры, и направился вслед за ним. Нехорошее предчувствие терзало его почти физически, и страсть как хотелось поторопить Луи-Филиппа, чтобы он не тянул уже и сказал все, что хочет.
- Я так рад, что Вы вернулись раньше, чем обещали. Я ужасно соскучился...

Нигде еще ухоженная пятая точка юного фаворита не чувствовала себя так хорошо, как в этом шикарнейшем мягком уютном кресле, из которого его в скором времени собирались прогнать. И от этой мысли хотелось рыдать и жалеть себя, что Антуан, несомненно, и проделал бы, если бы у него сейчас не было забот поважнее. Он всегда грешил излишним оптимизмом и самоуверенностью, поэтому был уверен, что не все еще потеряно. "Человек чести"? Черта с два! Мужчины забывают о чести, как только начинают думать своей второй головой, которая у них куда ниже плеч. Это Антуану было известно, как никому. И сейчас, когда он смотрел на герцога своими огромными и до абсурда честными глазами, в его белокурой голове зрел адский план. Можно, конечно, устроить праздник объятий, но он ведь делал это все предыдущие дни. И если Луи-Филипп все еще смеет сомневаться, значит, надо применить другую тактику. Не новую - что уж греха таить, зато действенную.
Антуан моргнул, по-прежнему не сводя взгляда с лица своего покровителя, и внезапно его глаза наполнились слезами. В такие моменты он сам себе напоминал престарелую тетушку одного из своих прежних любовников - большую любительницу романов весьма сомнительного содержания. Стоило ей услышать историю о том, как какая-нибудь приличная леди "случайно" лишилась чести, она превращалась в фонтан, заткнуть который не представлялось возможным.
Сейчас Антуану нужно было проделать нечто подобное, только думал он не о девушках, а о котятах. Маленьких, пушистых, обездоленных... Тут и камень на слезу пробьет!
По щекам куртизана скатились две внушительные капли, а розовые губы, явно подкрашенные блеском, задрожали. Любой, кто знал его достаточно близко, мог бы с уверенностью сейчас сказать, что это начало великой бури. Но таковых в комнате не было, поэтому Антуан очень рассчитывал на эффект неожиданности. Ну и на жалость, конечно. А что, он не гордый. Он за этот дворец был способен на такие вещи, услышав о которых, любая уличная проститутка залилась бы густым румянцем.
- Ва-Ваше Высочество... Прошу...
Без долгих прелюдий Антуан сполз с кресла и упал на колени перед герцогом, уже активно захлебываясь слезами.
- Я не-не хочу, не отдавайте меня ему... Пожалуйста... Вы не знаете, какой он...
Дрожа всем телом, блондин схватил руку принца и, притянув к себе, принялся осыпать судорожными поцелуями. Держал он ее довольно цепко, и освобождение далось бы Луи-Филиппу нелегко.
- Он заставлял меня делать такие вещи... Я не хо-хочу о них вспоминать. Он бьет меня и... и говорит, что отдаст своим собакам!
Антуан очень натурально разрыдался, уткнувшись в колени принца. Он уже практически поверил в собственную драматическую судьбу, несмотря на то, что бедолага Уорлик, о котором сейчас шла речь, был всего-навсего престарелым одуванчиком, интересовавшимся по большему счету только картами и послеобеденным сном.
- Он считает, что я его собственность! А я не хочу возвращаться к нему! Я не раб! - На последнем слове Антуан взял настолько высокую ноту, что большой белый кот, мирно переваривавщий у камина свой завтрак, подпрыгнул и распушил хвост.
Не проникнуться было просто невозможно.

Да, женщины, полагающие, что слезы порой могут творить самые настоящие чудеса, несомненно, правы. Антуан в этом убеждался уже не раз, как и в том, что его рыдания более действенны - все же он, как ни крути, не всеми местами похож на юную леди, и подобных излияний от него мало кто ожидает. Вот и сейчас слезы сделали свое черное дело.
Сидя на коленях у герцога, куртизан все еще продолжал активно всхлипывать и шмыгать носом, выслушивая утешительную речь господина. Смысл сего монолога до Антуана дошел не сразу - все-таки он был блондин от природы, и в его случае это было диагнозом. Пустив еще парочку крокодильих слез, он перевел взгляд заплаканных глаз, которые теперь казались просто неестественно огромными, на герцога. За какие-то считанные секунды выражение его лица сменилось с горестного на счастливое, словно кто-то переключил какой-то рычажок внутри. Выглядело это, пожалуй, слегка неестественно, и принц, наверное, мог бы решить, что слезы были не совсем натуральными, но Антуану сейчас было плевать. Он остается! Есть! Ну и кто теперь скажет о чести?!
Хотелось прыгать, петь и веселиться, но фаворит себе этого позволить пока не мог. В присутствии герцога он должен вести себя идеально. Ничего лишнего, пока он не изучит досконально его характер и пристрастия. А вдруг он поборник нравственности и этикета? В таком случае он может наказать за любое непроявление неуважения, а уж что он сочтет неуважительным - одному Богу известно. И скоро будет известно мне... А-та-та, герцог, Вы просто прелесть!
Антуан думал, что его душевное ликование уже достигло своего пика, но, как вскоре показала практика, он ощутимо ошибся.
Подарки он просто обожал. Поскольку денег за то, что он по праву именовал работой, никто и не думал ему платить, ценные безделушки были единственным его вознаграждением за труды тяжкие. У него бывали щедрые хозяева, у которых он задерживался, бывали и такие, кто не подарил ему и жалкой брошки. От таких Антуан сбегал при первом же удобном случае, предварительно обчистив их от всей души.
Луи-Филипп не дарил ему подарков до этого дня, и сейчас блондин ожидал от этой красиво украшенной коробки чего-то действительно потрясающего. В конце концов принц крови богаче всех его прежних любовников и ожидать от него какой-то мелочи - просто непростительно.
- О, Ваше Высочество! Не стоило! - Явный восторг, осветивший лицо Антуана, говорил об обратном: стоило и еще как, можно было прибавить еще пару коробок, вряд ли кто-то оказался бы против.
Лучась энтузиазмом, юный куртизан подлетел к коробке и справился с оберткой почти мгновенно, просто по-варварски сорвав ее. Под крышкой его восхищенному взору открылось весьма неоднозначное видение: там не было многочисленных бирюлек, которые он так любил и которых, конечно же, ждал от столь именитой особы. Нет, там лежали туфли. Красивые, конечно, кто же спорит, даже очень красивые... Антуан поднял одну туфлю к лицу и покрутил перед глазами. А, сойдет! Разноцветные стекляшки - мой новый хит!
- Мой Господин! Спасибо, спасибо, Вы так добры ко мне! - Бросив туфли обратно в коробку, фаворит кинулся к герцогу и в который раз за день принялся осыпать его руку многочисленными поцелуями.
- Они прекрасны, мой Повелитель! Позвольте мне примерить их прямо сейчас!

Изумруды... Карета. Лошади... Изумруды. Карета. Изумруды... Изумруды. Изу...
Пока в белокурой голове юного фаворита крутились столь разнообразные мысли, глаза его медленно, но верно расширялись, ровно до тех пор, пока по форме своей не стали напоминать кошачьи. Его изящные ручки слегка задрожали от вожделения и потянулись к этому богатству, которое он - увы ему, презренному! - не разглядел сразу. У Антуана возникло желание, которое, возможно, герцог счел бы слегка неадекватным. Ему хотелось схватить эти туфли и расцеловать их, как самых притязательных любовников - во всех местах и не по одному разу. Ну или на худой конец, чтобы они поскорее перекочевали из рук Луи-Филиппа но ноги фаворита, а первый, как назло, медлил.
Все эти несколько мучительно долгих секунд Антуан так и норовил подскочить, вырвав свою ступню из цепких пальцев герцога. Он весь вибрировал и даже слегка подпрыгивал на кресле, напоминая пламя свечки, нервно подрагивающее на легком сквозняке.
- О, Ваше Высочество, - невнятно лепетал он все это время, не сводя жаждущего взгляда с переливающихся камушков. - Вы так щедры. Ваш подарок прекрасен, но, право, не стоило. Мне не нужны подарки, чтобы любить Вас всей душой...
Звучало все это крайне невнятно, но Антуана можно было простить: он никогда в жизни не получал столь ценных презентов.
Когда Его Высочество герцог Орлеанский взялся за вторую туфлю, накал страстей, вызванный крайним нетерпением, уже достиг своего пика и грозился разорвать фаворита изнутри, если он немедленно не совершит какое-нибудь действо. Следуя зову сердца, в котором было отведено неприлично большое место для разных "цацок", Антуан втолкнул вторую ногу в туфлю и ликующе вскочил с кресла. Сидел герцогский подарок просто отлично, словно блондин родился в этих туфлях. А как каблуки стучали по полу!
Чтобы послушать этот волшебный звук, фаворит нарезал по спальне несколько кругов, чуть не прыгая от восторга.
- Они прекрасны, мой Повелитель! Такие мягкие и так стучат! И они так красивы, только Вы, мой Господин, с Вашим прекрасным вкусом могли выбрать их! Я так люблю Вас, так люблю! - Антуан, словно молодой сайгак, подбежал к герцогу и повис у него на шее, покрывая поцелуями его идеально выбритые щеки. - Я сделаю для Вас всё, что пожелаете! Всё!
Возможно, Антуан порой и перебарщивал слегка, но делал он это от души, которую приятно грели дорогие подарки.

Ах, Амур... За всю свою крайне насыщенную жизнь, большую часть которой Антуан проводил без одежды, влюблялся он лишь единожды. Было ему тогда всего пятнадцать лет и жил он у худшего из хозяев за все времена своей профессианальной нецеломудренной деятельности. Именно он оставил Антуану на память чудные отметины на спине, и, надо заметить, за дело. Юный, тогда еще чересчур юный, фаворит умудрился по уши влюбиться в молодого брутального конюха и по неопытности своей начал бегать к нему слишком уж часто, на чем и был пойман. У Антуана вообще была какая-то болезненная страсть к конюхам - ну не мог он спокойно пройти мимо конюшни, видя, как сильный и по пояс голый мужчина усмиряет норовистого скакуна. Так было два года назад, и в настоящий момент мало что изменилось. Разве что Антуан не влюблялся больше: хлопотно это слишком, да и опасно... А просто изредка встречаться для удовольствия - это пожалуйста, если, конечно, не забывать про осторожность.
Но сейчас Антуану не нужен был сильный секси-конюх для утех: герцог был молод и хорош собой, он был похож на одного из тех мужчин, с кем блондин спал не ради положения, а для души.
Как только намерения Луи-Филиппа стали очевидны, улыбка фаворита из благодарно-счастливой превратилась в похотливую. Смотрелись эти изменения на его лице, как минимум, завораживающе, главным образом благодаря его ангелоподобной внешности. Если бы такую метаморфозу довелось увидеть благочестивому священнику, он наверняка бы ударил его крестом по голове или облил святой водой из ведра...
Но священников тут не было, и вряд ли кто-то собирался читать Антуану мораль, коря за его распущенность.
Оказавшись на постели, юный фаворит весьма бесстыдным образом облизнул языком и без того влажные губы, не отрывая похотливого взгляда чуть прищуренных глаз от разоблачающегося герцога. Да, пожалуй, у такого бы он задержался на месяц-другой, даже если бы тот не носил столь громкий титул. Улыбнувшись шире, Антуан переместился чуть дальше на огромной постели. Снять туфли ему и в голову не пришло: за эти несколько минут он слишком сроднился с ними, чтобы расставаться так быстро.
Разоблачился герцог на удивление быстро, его рекорд, наверное, мог побить только фаворит, благодаря своему обширному опыту. Покорно откинувшись на мягкое покрывало, Антуан развратно улыбнулся своему покровителю, пошире раздвинув затянутые в чулки ноги, чтобы тому было удобнее. Так он улыбался всем своим любовникам, независимо от их возраста, телосложения и характера, но герцог, пожалуй, был одним из тех немногих, с коими фаворит был почти искренен в своих желаниях. Почти...
Прикрыв глаза от удовольствия, Антуан ответил на нетерпеливый поцелуй со всей отмеренной ему Богом страстью, обвивая стройными и по-девичьи тонкими ногами бедра первого принца крови. "ТитИ", как ласково... Так, наверное, его могла называть мама, если бы знала, что ее маленький Жан давно выбрал себе другое имя...

Секс давно стал для Антуана совершенно обыденной вещью. Именно ради физических удовольствия большинство титулованных особ держало у себя эту белокурую угрозу репутации. Бывали, конечно, и исключения, для которых понятия "секс" и "наслаждение" были связаны между собой весьма слабо. Таких извращенцев Антуан всегда недолюбливал, потому как не знал, чего от них можно было ждать. Убьют его в своем подвале забавы ради - и всё, уже не повеселиться в чужом загородном особнячке. От таких неадекватных личностей молодой фаворит сбегал на удивление прытко, иногда даже идя наперекор своим мелочным принципам и размениваясь на более мелкую монету - черт с ними, с деньгами, лишь бы мордашку не попортили, ему с ней еще работать и работать.
Герцог был крепким орешком, и Антуан не тешил себя надеждами, что уже раскусил его. Слишком как-то все просто получается. Шикарный дворец, дорогие подарки, никаких грубых выпадов, и вместе с этим - вполне себе традиционный секс. Частый - да, но никаких извращений - это даже странно. Во всяком случае фаворита со стажем это несколько настораживало, но он в любом случае собирался терпеть, что бы первый принц крови ни удумал. В его дворце слишком тепло, чтобы сдаваться без боя. К тому же здесь он ближе к Версалю, чем когда бы то ни было.
Но пока ничего страшного не происходило, всё было как раз наоборот. В постели герцог был просто идеален - не сонен, как большинство престарелых любовников Антуана, и не слишком груб, чем порой грешили те самые чересчур брутальные конюхи, к которым блондин был неравнодушен.
Хотя герцог все же причинил ему боль, когда несколько резче, чем обычно, вторгся в него. Несмотря на то, что попу Антуана давно уже по праву можно было переименовать в Проходной двор, он все еще испытывал ощутимый дискомфорт - на протяжении всего полового акта, если партнер не считал нужным заботиться о его удовольствии, или - как сейчас - всего пару минут. Но для покровителей Антуана это всегда оставалось тайной: они должны быть уверены в том, что доставляют белокурому фавориту неземное удовольствие, и юный любитель красивой жизни помнил об этом от начала до конца.
Возможно, поэтому, впиваясь ухоженными ногтями в плечи герцога Орлеанского, Антуан выгибался и вскрикивал при каждом движении любовника значительно громче, чем требовалось. Но если, как он считал, это заводит первого принца крови, - почему нет?.. Хотя значительная доля искренности в этом тоже имела место быть - фаворит был весьма чувственным юношей и не привык сдерживаться. Если бы ему довелось родиться на три века позже, он бы, несомненно, посмотрев пару дешевых немецких порно-фильмов, широко улыбнулся, убавляя звук, чтобы соседи не вызвали полицию, и сказал: "О да, я тоже так умею!".
Сейчас, пожалуй, лишь один факт говорил о том, что притворства в действиях фаворита значительно меньше, чем обычно. Выгибаясь, чтобы плотнее прижаться к бедрам герцога, который с каждым разом все нетерпеливее вторгался в его тело, Антуан настолько сильно впивался ногтями в смуглую кожу Луи-Филиппа, что на ней оставались заметные следы и кровоподтеки. Блондин ни за что не посмел бы сделать что-то подобное, если бы мог контролировать себя, но это было все сложнее с каждой минутой. Да, герцог Орлеанский умел доставить удовольствие, и это было несомненным плюсом.
К тому моменту, когда взаимное наслаждение достигло своего пика, Антуан уже слабо соображал, какие слова раздаются из его припухших от поцелуев губ. Ему казалось, что он слышит их со стороны, так же, как и почти рычащий от удовольствия герцог. Кажется, он кричал примерно то же, что обычно: "Да!", "Да!", "Еще" и опять "Да!". Потом последовали уж совсем непристойные просьбы и требования, к которым ни один мужчина не останется равнодушным.
Когда Луи в последний раз с силой толкнулся в него, Антуан лишь шумно выдохнул: его хватило на меньший срок, чем герцога. Несколько минут он лежал рядом со своим господином, тяжело дыша и молча смотря в высокий узорчатый потолок. Нужно было прийти в себя и довести начатое до конца - его работа была еще не закончена. Но как же сложно было собраться с силами!..
Дьявол. Он напоминает мне Жереми. Тот был так же хорош. Тварина, конечно, но хорош. Его Высочество с такими умениями мог бы завести целый гарем любовников, а выбрал меня. Наверное, я и правда настолько красив... Так, все, пора вставать. Пора. Или еще немного?.. Нет, нет, соберись, красавчик, на счет три. Раз, два...
На пухлые губы Антуана снова вернулась похотливая улыбка, словно какой-то умелый художник изобразил ее одним легким штрихом. Фаворит сел на колени и, медленно проведя кончиками пальцев от груди герцога до его живота, коснулся его губ чуть ощутимым, но невероятно чувственным поцелуем.
- Вы бесподобны, Ваше Высочество, - шепнул он ему на ухо, слегка прикусив мочку. - Ни с кем мне еще не было так хорошо. Никогда... А теперь, позвольте, я избавлю Вас от необходимости принимать ванну немедленно.
Бесстыдные губы фаворита растянулись еще чуть шире, и он скользнул вниз с вполне очевидными намерениями.

Антуан делал все нарочито медленно - он знал, что так весь процесс выглядит еще более соблазнительно. Его язык плавно скользил по внутренней стороне бедра мужчины, собирая оставшиеся жемчужно-белые капли. Выше и выше, а потом чуть правее, не оставляя без внимания ни одного чувствительного сантиметра расслабленного тела. Не прекращая своего бесстыдного занятия, Антуан поднял глаза на своего покровителя, чтобы убедиться, что тому нравится. Хотя разве бывало когда-нибудь иначе? Не существовало на свете мужчины, который, испытав подобные ласки, не пожелал бы повторить их - уж кому-кому, а юному фавориту было это известно. Ну неужели хоть одна девка, попадавшая в сети герцога, делала лучше? О, нет, Антуан сомневался в этом. Еще ни один мужчина не отпустил его от себя по собственному желанию, и это позволяло блондину со всей уверенностью считать, что в любовных делах он настоящий профессионал. Ну хоть к чему-то у него был талант. Хотя пел он тоже весьма неплохо.
Тонкие, похожие на пауков, пальцы Антуана скользили по животу герцога, путаясь в густых завитках волос. Больше он не отвлекался на томные взгляды, полностью сосредоточившись на своем деле. Золотистые локоны юного куртизана, казалось, были повсюду: они падали на лоб, полностью скрывая его лицо, и рассыпались по смуглым бедрам первого принца крови, представляя весьма пикантное зрелище и приятно щекоча кожу при каждом движении фаворита.
Наконец Антуан позволил себе приподняться и откинуть мешавшие волосы за спину. Покрасневшие губы его тронула улыбка, но уже никакой похоти в ней не было - лишь легкая усталость и удовлетворение.
- Я готов благодарить Вас бесконечно... - шепнул он, снова устраиваясь рядом с герцогом и прижимаясь губами к его уху. - Вы сделали меня самым счастливым в мире, позволив остаться рядом с Вами.
Как ни странно, последнее заявление было истинной правдой. Душу Антуана все еще переполняло ликование, когда на глаза ему попадалась дорогая картина или китайская ваза. Этот дворец был воплощением его грез, а заоблачно дорогие туфли - лишь первым из череды множества подарков.
Антуан уже умиротворенно прикрыл глаза, готовясь немного подремать, но тут же открыл их снова, потому как в его животе громко заурчало. Он, конечно, ел не далее как три часа назад (и съел, признаться, немало), но это не мешало ему проголодаться снова. Растущий организм, и все такое прочее...
Есть хочу... Живот скоро к спине прилипнет.

Отредактировано Антуан Дюкро (21-09-2010 16:54:45)

Не так уж много он и ел... Два завтрака - это вполне нормально, многие так делают. А третий - это разве завтрак? Вовсе нет. Подумаешь, пара пирожков... Это даже и едой не назовешь - так, упало что-то в желудок, закатилось в темный угол, как будто ничего и не было. Обед в отсутствии хозяина замка тоже был не ахти какой: всего-то два блюда - тут не развернешься. Пришлось после этого еще три раза наведываться на кухню, стараясь при этом избежать встречи с мадам Франкёр, у которой всегда был такой вид, будто она видела сегодня чудесный сон, апогеем которого стало избиение хозяйского фаворита скалкой. Признаться, когда эта старушка была в своей стихии - среди кастрюль, она нагоняла на Антуана некоторую тоску и желание поскорее ретироваться, поэтому, пробираясь на кухню, он старался не попадаться ей на глаза, благо опыта в этом у него было немало - в детстве он постоянно воровал еду, стоило только матери отвернуться.
Впрочем, иногда Антуан заглядывал в обитель мадам Франкёр с намерениями более благородными, чем банальная кража, - он заходил покомандовать. Это было излюбленным его занятием, и делал он это с душой, получая чуть ли не физическое удовольствие от каждого сказанного слова. К примеру, он просто обожал подойти к какому-нибудь медному горшку, смачно провести по внутренней стенке указательным пальцем, подсунуть его под крючковатый нос мадам Франкёр и с надрывом, словно драматический актер, объявляющий на сцене о своем мнимом смертельном недуге, заявить: "Сажа!". Слуги просто ненавидели его.

Известие о том, что скоро его ждет ужин, не могло не порадовать Антуана. Если бы ему пришлось спать голодным, он бы долго еще страдал и ворочался, а ночью его наверняка бы мучили кошмары.
Бодро вскочив с постели, фаворит направился к отведенному ему шкафу, не забывая прислушиваться к происходящему в гостиной. Явившийся по первому зову Жан (Фи, какое примитивное имя...) был довольно интересным мужчиной. Красавцем, конечно, назвать его язык бы не повернулся, но что-то в нем определенно было. Наверное, этот его ястребиный нос придавал ему шарма. К тому же Антуан уже не раз ловил на себе заинтересованные взгляды лакея, что не могло не льстить.
Выбрав из всех своих нарядов бархатный темно-синий костюм, фаворит отложил его в сторону и достал из стопки белья самые короткие панталоны из всех, что у него были. Помимо длины они отличались еще и непомерным наличием кружев - именно этим они так привлекли Антуана. Со стороны этот крошечный кусок полупрозрачных рюшей очень напоминал предмет дамского гардероба и, откровенно говоря, им и являлся. Эту вещицу один и бывших любовников блондина купил для своей юной жены, и Антуан успел умыкнуть сверток еще до того, как он был подарен.
Вооружившись панталонами, Антуан сначала неторопливо проплыл мимо двери, дефилируя в одних чулках и туфлях. А что, зачем красоту прятать? - резонно замечал он про себя, картинно роняя панталоны напротив двери и неторопливо нагибаясь за ними. Затем, все так же стоя спиной (точнее, своей филейной частью, которая, без сомнения, была его гордостью) к дверному проему, Антуан весьма изящно натянул на себя белые кружева, не забыв при этом покрутить попой.
На этом короткое, но фееричное шоу было окончено, и довольный собой фаворит скрылся, заканчивая свои приготовления к ужину уже без посторонних глаз. Пару раз повернувшись перед зеркалом и поправив свои кудри, Антуан решил, что выглядит он восхитительно. Он бы еще немного полюбовался своим отражением, но герцог отдал последнее распоряжение на счет ужина и позвал куртизана. Голос при этом у него был не слишком довольный, поэтому Антуан на всякий случай принял вид пристыженной комнатной собачки, прежде чем подойти.
- Да, мой Господин? - спросил он с опаской, лихорадочно пытаясь понять, в чем же он провинился.

Отредактировано Антуан Дюкро (22-09-2010 18:30:20)

Даже большие мальчики умеют обижаться, как маленькие. Антуану, имевшему обширный опыт в общении с мужчинами, это было хорошо известно. Но от герцога он тем не менее таких детских обидок не ожидал. Во-первых, он и не подозревал, что Луи-Филипп заметит его крутящийся зад, ну а во-вторых, кто же мог подумать, что первый принц крови окажется таким ревнивцем и собственником? Вот и еще одно доказательство того, что Антуан еще слишком плохо знает своего нового любовника. Ну как можно было так глупо облажаться?
Ругая себя нехорошими словами, изрядно напуганный возможным переселением фаворит униженно побежал за герцогом. Мешать ему, когда он одевается, было бы верхом бестактности и невежества, поэтому Антуан пристыженно стоял в сторонке, переминаясь с ноги на ногу, и мысленно прикидывал возможные варианты оправдания. Можно было опять заплакать, но тогда герцог бы решил, что фаворит рыдает по каждому поводу, а это вряд ли подняло бы блондина в его глазах. Еще был отличный вариант на все случаи жизни - встать на колени и продемонстрировать, что рот ему дан не только затем, чтобы есть или болтать. Этот способ, конечно, всегда был самым действенным, но Антуан применял его, только когда не успевал придумать ничего более логичного, а сейчас время было.
Как только герцог бросил последний взгляд на свое отражение и повернулся к двери, перед ним тут же возник фаворит, лицо которого по-прежнему выражало высшую степень отчаяния и стыда.
- Ваше Высочество, - Он по своему обыкновению схватил руку герцога и прижался к ней губами. - Прошу, простите меня, я так виноват. Я должен быть внимательнее! Я не думал, что меня видно, я смотрел только в зеркало, я так хотел понравиться Вам! - В голосе Антуана как-то сама собой проскользнула истерическая нотка. Про себя этот неисправимый льстец и лгун решил, что подобный драматический акцент сейчас был очень к месту. Мысленно похвалив себя за талант и правильные инстинкты, блондин еще раз подумал - а не стоит ли ему все же выжать из себя пару скупых слезинок?.. Нет, если заведусь, могу и переусердствовать.
- Мой Господин, как же Вы могли подумать, что я предпочту Жана? Вы ведь так красивы, так умны, так благородны!.. И... И с Вами так хорошо в постели, что у меня и в мыслях нет мечтать о ком-то другом! Я клянусь Вам, Ваше Высочество...
Антуан робко поднял свои наивные честные глаза на Луи-Филиппа, пытаясь понять, сработал ли его корыстный и очень натуральный прием. Хотя, конечно, не так уж юный куртизан и польстил любовнику: всё, из того, что он сказал, было истинной правдой, вот только в список достоинств, которые он так ценил в герцоге, надо было внести: "так богат", "так щедр", "так близок к королю"...

Мало кто из бывших любовников позволял Антуану садиться за один стол с ними. Обычно истинные причины его присутствия в доме скрывались даже от слуг, которые, конечно, все равно все узнавали первыми. Подобная тактика была, пожалуй, одной из самых действенных в общении с юным куртизаном. Ему сразу указывали его место, и он не решался поднять с него свою дорогостоящую пятую точку без разрешения нового покровителя. Но стоило лишь раз проявить слабость, позволив лишнего или не наказав за провинность должным образом, и Антуан вцеплялся в это, как кот в валерианку. Он по-прежнему активно льстил и преклонялся, но в его наивном ангельском взгляде уже нет-нет да и проскальзывало выражение, присущее всем интриганам: как будто он знает что-то такое, что даст ему власть и размажет противников по стенке. И в какой-то мере это действительно было так. Если Антуан чувствовал, что становится слабостью своего нового господина, он не стеснялся брать от этого по максимуму и наглел прямо на глазах. Бывали, впрочем, случаи, когда он слишком торопился и возносил себя на пьедестал, не узнав толком своего хозяина. Такие ошибки обычно дорого ему обходились, но Антуан выносил из них полезный опыт, позволяющий оступаться все реже и реже.
Сейчас, несмотря на суровые речи герцога, блондин уже попой чувствовал, что вскоре сможет вить из него веревки. Ужасно хотелось проверить свою догадку, но промахнуться мимо цели сейчас, не успев еще как следует пустить корни в этом чудном дворце, было бы просто непростительным просчетом. Поэтому Антуан скромно устроился на стуле и молчал, разглядывая красивый стол. На Жана он почти не смотрел, опасаясь, что гнев герцога еще не улегся, и поднял взгляд лишь тогда, когда дверь за лакеем закрывалась. Как раз вовремя, чтобы перехватить брошенную ему кривую ухмылку и узреть весьма недвусмысленный жест с использованием указательного пальца и сложенного из двух пальцев другой руки колечка. Брови Антуана медленно поползли вверх, но он промолчал, мгновенно опустив глаза. Через секунду послышался легкий щелчок, с которым закрылась дверь, и можно было вздохнуть свободно.
- Благодарю, Ваше Высочество, - негромко ответил юный куртизан, незнакомый с правилами этикета в должной мере.
Три вилки с одной стороны, три ножа - с другой. Пять из них явно лишние... Выбрав самую большую вилку, Антуан с аппетитом принялся за окуня. Готовили у герцога просто превосходно, к тому же он обожал рыбу. Да и десерт манил своим приятным ароматом, поэтому не было ничего удивительного в том, что первое блюдо исчезало в фаворите с завидной скоростью. Девственно чистые ножи по-прежнему лежали справа от его тарелки.
- Просто восхитительно, Ваше Высочество, так вкусно! - прокомментировал довольный Антуан, приговорив одним глотком все налитое ему вино. Треть бокала - это же просто смешно, с его богатым опытом на него и треть бутылки не оказала бы должного влияния.
С запеченым перепелом он вообще разделался по-варварски, даже и про вилку не всегда вспоминая. Признаться, эта давно умерщвленная птичка изрядно разозлила его, раз за разом удирая по тарелке от нацеленных зубчиков. Могли бы и порезать его там на своей кухне. Чем вообще занимаются весь день? Все сволочи, все. Я один тут хороший.
Наконец, с перепелом, который, несмотря на все свои недостатки, все же был ужасно вкусным, было покончено, и Антуан с энтузиазмом взялся за десерт. Персиковый мусс - это же настоящая пища богов... До этого он ел его лишь однажды, в далеком детстве, когда украл заветную вазочку со стола своего господина. Потом у него, конечно, пару дней пылали уши, но оно того стоило.

Возможно, Антуан не был достаточно воспитанным для столь именитой особы как первый принц крови, но о главном правиле не забывал никогда: "Слушайся и выполняй все прихоти господина своего, и будет тебе счастье". Поэтому, как бы не лежала душа юного фаворита к персиковому муссу, перечить он не посмел и послушно отодвинул вазочку в сторону, картинно опустив глаза. Не важно, что герцог ставит ему в вину, главное - пусть видит, что он сожалеет и раскаивается.
Перепела исчезали в хозяине дома один за другим, Антуан успевал только диву даваться и завидовать такой сноровке: если бы он сам умел так ловко орудовать ножом и вилкой, он бы тоже съел штуки три, а то и все четыре, но это, к сожалению, было недостижимым для него искусством. Вилкой нормально научился есть - и то ладно, а ножей ему в детстве даже чистить не давали после того, как он украл один и кидал его в старое дерево, посаженное еще прадедом престарелого барона, у которого вся семья Антуана была в услужении.
После этого куртизан, конечно, прошел еще через множество мужчин, но ни один из них не счел нужным обучить его манерам. А зачем это нужно, если в свет его все равно выводить никто не собирается? Его и гостям-то демонстрировали лишь тогда, когда Антуан очень старательно об этом просил. В таких случаях симпатичному юноше позволяли прислуживать за столом, чем он активно и пользовался, стреляя направо и налево бесстыдными глазками и совершенно забывая о своих временных обязанностях.

Все те долгие двадцать минут, посвященные герцогом перепелам, фаворит послушно сидел на стуле и болтал ногами, стараясь не смотреть на прозябающий в одиночестве десерт. Вид у него при этом был бесстрастный и выражал крайнюю степень покорности. Один взгляд на этого ангела вызывал приятные мысли о том, что стоит произнести лишь слово и он сделает что угодно, без исключений. Видимо, именно об этом подумал Жан, пришедший, чтобы унести лишнюю посуду. Заметив, как его язык скользнул по губам (надо сказать, не очень соблазнительно), Антуан чуть округлил глаза, выражая этим свое удивление по поводу того, что этот идиот не первой свежести вообще на что-то рассчитывает. Губы его при этом чуть дрогнули, с трудом удержавшись от того, чтобы не растянуться в оскорбительную улыбку. Должно быть, Жан заметил этот невинный жест, потому как другого объяснение мгновенно покрывшим его лицо пятнам Антуан не нашел. Такой исход его вполне устроил: пусть знает свое место и не зарится на чужое, особенно учитывая, что чужое уже весьма неплохо нагрело тут свои наманикюренные лапки.

Основная часть ужина наконец-то подошла к концу, и фаворит, не скрывая своей радости, проследовал в отведенное ему кресло. И уже активно взялся за долгожданный десерт, но герцог отвлек его. Подарки? Еще?? Это хорошо... Мгновенно приняв счастливый и нетерпеливый вид, блондин схватил бумажки и вперился в них пытливым взглядом. Ничего особенного, просто темно-синие квадратики с какими-то золотистыми завитушками на них. Что это? Может, нарисовано настоящим золотом? Есть же жидкое золото, наверное... Или... О, нет, нет! Какой же я олух! Это билеты! Билеты, целых два, и для меня один есть! Я наконец-то куда-то пойду!
Радость фаворита была вполне объяснима. Бумажные квиточки, называемые билетами, он видел лишь несколько раз, да и то они не предназначались ему. Его никогда не выводили в свет, никогда никуда не брали, и этот факт удручал Антуана неимоверно. Как же он подцепит крупную рыбу, если даже не имеет возможности подобраться к ней поближе?
- Мой Господин! Это прекрасно! Мне даже не верится, Вы возьмете меня с собой! - Совершенно забыв про мусс, Антуан бросился на колени перед сидящим в кресле герцогом и принялся пылко целовать его украшенные перстнями пальцы. При этом он не прекращал благодарить, сжимая в одной руке подаренные билеты. - Ваше Высочество!.. Спасибо Вам, спасибо!

У Антуана возникло острое желание сделать вид, что он не расслышал ни единого слова герцога, и продолжать миниатюрной ложечкой есть свой десерт, который стоил того, чтобы уделить ему побольше времени. Каких-то пару секунд он так и делал. Слова Луи-Филиппа уже прозвучали, а юный фаворит, не издав ни звука, вновь зачерпнул немного персикового мусса и неторопливо отправил его в рот. На первый взгляд казалось, что лицо его бесстрастно, но стоило чуть присмотреться, и на главный план выходило напряжение, охватившее Антуана в эту минуту. Он был непривычно сосредоточен, словно за считанные секунды старался просчитать дальнейший план действий на несколько ходов вперед. И это, к сожалению, ему не удавалось. Дольше тянуть с ответом было нельзя.
- Конечно, Ваше Высочество, - Антуан отставил вазочку с муссом, недоеденным, как минимум, наполовину, в сторону. О еде он больше не думал, и уже это свидетельствовало о всей важности момента. Красивую мордашку фаворита осветила улыбка - очаровательная и беззаботная. Так мог улыбаться человек, совершенно не имеющий проблем, или же актер, хорошо знающий свою роль.
Билеты, к тому времени уже покоившиеся на небольшом столике, вновь оказались в тонких пальцах фаворита. По темно-синей поверхности струились золотистые завитки, являвшиеся, вне всяких сомнений, буквами, которые складывались в слова, так нужные сейчас Антуану. Но он не мог прочитать это, как бы долго ни вглядывался. Он не знал ни единой буквы, кроме той, с которой начиналось его имя, да и то он не был уверен, что сможет выделить ее из общей массы.
Он пробежал глазами по строчкам, словно читал написанное про себя. Запахло жаренным, и юный куртизан не мог этого не почувствовать. Он стольким своим любовникам рассказывал легенду о том, что отец его - не кто иной, как барон Фредерик Дюкро, что сам уже почти поверил в это. И никому ни разу не пришло в голову проверить, правда ли это. Так с чего вдруг герцог решил докопаться до истины? Антуан практически не сомневался, что первому принцу крови действительно важно знать, что его любовник голубых кровей. В противном случае он мог просто побрезговать им и выставить из дому. Фаворит не мог этого допустить. Пора было пускать в ход тяжелую артиллерию.
- О, это действительно красиво, - Антуан улыбнулся, изящным движением отбросив светлый локон со лба, и как бы между делом отвел руку в сторону, чуть свесив ее с подлокотника кресла. Вновь переведя взгляд на первую строчку, блондин уже открыл рот, чтобы приступить к чтению, но тут большой белый кот - давний житель этого замка - запрыгнул на кресло, поднырнув под его руку. Антуан вздрогнул от неожиданности, и билет вылетел из его пальцев.
- Простите, Мой Господин... - Он, чуть порозовев от смущения, опустился на колени, чтобы поднять листок, и внезапно замер. Пальцы его уже сомкнулись на упавшей бумажке, но лицо оказалось как раз напротив разведенных в стороны ног первого принца крови, и это, разумеется, было важнее. Крайне нецеломудренная улыбка тронула чувственные губы куртизана, и уже в следующую секунду стало ясно, что возвращаться в кресло он не собирается.
- Да, возможно, я уделяю книгам недостаточно внимания, мой Господин... - Слова полились, как мед, а взгляд Антуана сделался масленым и похотливым. Его руки легли на колени герцога, и медленно двинулись вверх. - Но это лишь потому, что я нахожу занятия более достойные... и уместные... сейчас. Вы не считаете?

Черт возьми, зараза, как же ты догадался?! Я ведь так ловко все обставил, даже твой котяра любезно подыграл мне! Ну давай, давай, посмотри на мои губы, месье герцог... Ведь нравятся? Да кто угодно уже забыл бы об этом чертовом билете! Ну ничего, я заставлю тебя не думать о нем больше...
Антуан по праву считал себя профессионалом в своем деле. И не только четырехлетняя практика сказывалась на этом, но и гены. Юный куртизан, без сомнения, получил талант от своей матери, которая славилась своим умением ублажать мужчин. Она не пошла далеко лишь потому, что была женщиной, - таких игрушек и без нее хватало. Но Антуан... Мать наделила его способностью искусно пользоваться своим телом, Бог дал ему внешность, так несвойственную французам, а тринадцать лет, проведенных за грязной работой, напрочь лишили его чувства брезгливости. И все это делало молодого любителя красивой жизни идеальной игрушкой для богатых извращенцев. Каких только мерзостей не доводилось проделывать ему, несмотря на нежный возраст, но еще ни один любовник не заставлял его читать. Так и знал, что тут нечисто. Сегодня - эпиграфы под нос подсовывает, а завтра что? Собаку приведет?
Мысли Антуана были не самыми радужными, очевидно поэтому действовал он весьма решительно. Послушание послушанием, но именно вовремя проявленная инициатива, как правило, играет решающую роль.
- Да, кое-что я действительно хочу сказать Вам, Ваше Высочество... - промурлыкал фаворит, выпуская изо рта палец герцога. Голос его зазвучал тише и проникновеннее, а во взгляде человек с богатой фантазией без труда мог бы разглядеть все непотребства, сотворенные когда-то куртизаном.
- Я так хочу Вас, что уже неспособен думать ни о чем другом... Я еще не говорил Вам, какой десерт люблю сильнее всего? - Многозначительная улыбка тронула губы Антуана, когда обе его руки, наконец, переместились выше и сжали достоинство герцога - не слишком сильно, но достаточно решительно, чтобы заставить вздрогнуть от желания. На несколько мгновений губы фаворита вновь сомкнулись на пальце Луи-Филиппа, лишь для того, чтобы подогреть его желание в тот момент, пока он справляется с его бриджами. Много времени это не заняло, Антуан знал свое дело, и уже через несколько секунд язык его неторопливо и играючи скользнул по освобожденной плоти герцога. Подняв свой распутный взгляд на первого принца крови, блондин хитро прищурился, помедлил еще пару секунд, не забывая при этом дразнить своего Господина языком, и лишь после этого взялся за дело по-настоящему.